Что творится на фондовых биржах! Там кругом фонды, фонды, и все их продают, торгуют! А то, бывает, обменивают. Или даже, наверное, котируют. Словом, фондами все так и пышет, так и пышет. И денег там масса, и все такие массивные, да так и передвигаются, так и двигаются, так и движутся.
Вот какой-то брокер, дитя финансовых пороков нашего времени, выбрасывает вверх два пальца, а в глазах блеск и озорство, как будто выбросил один да еще и средний. Не иначе сейчас пару миллионов перекинет так, что хотя бы в одном месте да выправится экономическая ситуация. А вот другой служитель денежных потоков хитро прищурился на мгновение, рыскнул глазищами по таблице, по другой, прищурился еще хитрее да и брякнул в трубку нечто настолько весомое, что и сам брови в стороны развел; напрягся, сконцентрировался, ждет ответа… Есть! Просветлел. Ну, будет теперь дело. Еще в одном секторе экономики маленький винтик в нужное место ввернулся.
А вот бегущая строка, очень важная бегущая строка, выползает неспешно, осознавая свою важность. И длинное у нее вступление, все его знают сто лет, и про себя невольно повторяют, и ждут, ждут – ну когда уже цифра-то выползет! Шут с ним со вступлением, ты цифру давай, цифру! Дала… Секундное затишье, тучи мгновенно скучковались и – грянуло! Суета, суета, крики, еще крики, один даже почти визг, хоть это здесь и не принято, оглядываются на строчку заветную, перепроверяют – не почудилось ли, да точно ли? Точно. Цифры не врут. И суета становится густой-густой, но при этом продуктивной-продуктивной. Кто-то найдет, кто-то потеряет, но главное – главное, что свежее движение пошло, мощное, неостановимое. Еще какое-то время будет оно набирать силу, сминая все на пути, потом чуть забуксует, дернется, опять рванет вперед, опять забуксует, но это уже неважно. Важно, что импульс получен. А сойдет на нет этот, будет другой. Опять выползет какая-нибудь важная строка, и опять все сначала. Деньги, они движение любят. А тут сплошные деньги, и все их двигают, двигают. Или они всех двигают? Да опять неважно. Было бы движение, а уж кто кого, или что кого или кто чего – не суть.
А в то же самое время где-нибудь в глуши Старозадрипенского переулка суровая бабуля средней дряхлости по кличке Анна Андреевна, хотя зовут ее Анастасия Сергеевна (вот такой у нас народ выдумщик), приостанавливает свой ход в продуктовый магазин, чтобы пересчитать на ладони металлическую наличность, потому как вдруг возникла у нее неуверенность, что наличествующего хватит на запланированные покупки. Приостанавливается, раскрывает руку, выдвигает два пальца, почти как тот брокер и почти с тем же смыслом – перекинуть денежные потоки, и, собственно, так и делает: перекидывает. И это ничего, что суммы несоизмеримы. Дело-то одно, общее – движение денежных масс. И в этом свете совершенно неважно, зовут ли ее Анна Андреевна, или Анастасия Сергеевна или вообще горшком в кузове.
А еще где-то в сторону горизонта от Старозадрипенского переулка ветер-весельчак гонит по грунтовой дороге мелкую купюру, которую только что выхватил прямо через окно автомобиля у зазевавшегося на заднем сидении мальчишки. Только тот возрадовался ловко выпрошенной у отца десятке, только мысленно присовокупил ее к столь же ловко выпрошенным ранее десяткам и полтинникам, как подлец-ветер хвать – и наутек. И неизвестно, поучаствует ли теперь эта десятка когда-либо в движении денежных масс, и непонятно, можно ли считать ее залихватские танцы с ветром этим самым движением.
Ну, где еще идет движуха? А вот ведь – Европа под боком, там тоже чего-то шевелится. Старый бюргер с пивным пузом двигает кружку к краю стола, с тем чтобы грудастая официантка заменила ее на новую, та заменяет, наклоняя корпус так, что в волнительное движение приходят ее напыщенные прелести, промеж которых бюргер норовит вставить несколько бумажных евро, причем вставить не оптом, количества ради, но поодиночке, продления удовольствия для. И вставляет ведь. И все улыбаются: и вставляющий, и вставляемая, и все наблюдающие и даже, похоже, сами объекты вставления, да и субъекты вставления как будто вспыхивают вертикальной улыбкой. Все рады, всем нравится и такое движение денежных масс.
Ну а на море что ж у нас? Нешто по морям, по волнам не передвигается что-нибудь массивное и при том денежное? Вот яхта, вот еще кораблик, вот целый сухогруз – вещи все значительные, сами по себе стоящие немало, не говоря уж о стоимости груза. Но нас не это интересует, нам бы непосредственно деньги, желательно в пачках. Ну или хотя бы в бочках, в сундуках, внутри бригантин да каравелл. Есть такие? А есть! Вон они просвечивают сквозь толщу воды. Вот жаль только, что именно просвечивают, что затоплены, в процессах не участвуют. Лежат себе на дне морском и тоскуют по большой движухе. Вот бы им на поверхность, волновать кровь брокеров да биржевых спекулянтов, а то и нешутейных каких-нибудь коллекционеров. Они и сейчас волнуют, но лишь воображение искателей приключений, а это не совсем то. Но ничего, придет и на их риф праздник, не век же… нет – не сто веков же им там пылиться… нет, не пылиться – сыреть. Будут и у них подвижки.
Пока же вернемся на твердую почву. Брокеры пальцами суетятся, бабушки мелочь по ладоням гоняют, бумажки с водяными знаками между грудями похрустывают – все нормально, человечество дышит, мерило присутствует, мир катится. И вот вопрос: если бы деньги не двигались, если б не было их, чем бы мы всю жизнь нашу измеряли, что служило бы всеобщим универсальным эквивалентом? Да вообще – жизнь-то возможна ли бы была? Вот то-то… без денег-то что за жизнь? Так что двигаем их, ребята, двигаем. Пока мы их двигаем, и они жизнь вперед толкают. А без этого заглохло бы все, стала бы наша планета скопищем стад да стай, ценности жизни измерять не умеющих. А мы не стадо и не стая, мы умеем – деньгами!
© Геннадий Аминов. Использование этого материала без письменного согласия автора запрещено.