Миссис Бромстон долго не решалась, но все же подняла трубку и набрала номер полиции.
Мне кажется, вам лучше приехать, – сказала она, не отрываясь глядя на расчлененный труп, в беспорядке раскиданный по ворсистому ковру, настолько пропитанному кровью, что когда миссис Бромстон переминалось с ноги на ногу, под ее тапочками хлюпало. – Я не уверена, но по-моему, он мертв, – нерешительно добавила она.
У лейтенанта Коллимора был чертовски трудный день. Он так и говорил:
– Чертовски сраненький денек был у меня сегодня, мать вашу!
Говорил он это своему напарнику Воннигану, который в это время хмуро ковырялся в ухе. Кроме того, он был черным, что накладывало определенный отпечаток на всю его внешность. Своим видом он как бы говорил: «Да уж, мать вашу, хоть мы и напарники, но мой-то денек был куда чертовски сранней, ю факин фак!»
Тут-то и раздался телефонный звонок. Напарники наугад бросили монету, и отвечать выпало Коллимору. Выслушав сообщение, он матерно выругался на сленге, поцеловал фотографию жены и детей, едва не пустив скупую слезу при этом, и стал со звоном застегивать всевозможные пряжки на своей амуниции. Вонниган со вздохом чихнул, понимая, что факин день еще факин не кончен, факин шит.
*
Рядовой маньяк по кличке Харя с кривой ухмылкой сбривал брови, щетину, ресницы, а также волосы в носу и ушах, подгоняя себя под общепринятый стандарт для людей его сферы деятельности. Это не мешало ему прослушивать и просматривать по мультисуперэкстракомпьютеру все полицейские и милитаристские каналы сразу. Когда-то он работал в сверхсекретном отделе Пентагона и, подхватив там склонность к масштабному насилию, затаился, все предусмотрел и втихаря вывел на орбиту 17 спутников, коды управления которыми находились только у него в воспаленных мозгах. Напевая рождественскую песенку, он коварно цедил сквозь хищно оскаленные зубы:
– Ну что, сукины сыновья, приходит час смертельной стычки! Пора вам узнать, почем редиска у Маруси и кто главный директор Земли!
Палец его игриво почесывал красную кнопку с надписью «Пуск».
*
У дома миссис Бромстон, сбившись в кучу и помяв друг другу бока, бодро мигали разноцветными лампочками 32 патрульные машины; у каждой дверцы с пистолетами навытяг сидело по трое полицейских. Некоторые, беспросветно насупившись, думали о неоправданно низкой зарплате при той рискованной работе и пользе, которую они иногда приносят людям; другие зевали, думая о том же. Декабрьская ночь, впрочем, была суха и безразлична. Лишь редкие дуновения атлантического бриза, при всей своей кажущейся безобидности, как бы предвещали недоброе. Из-под двери миссис Бромстон тонкой струйкой вытекало что-то красное и липкое.
В микроавтобусе, оборудованном под командный пункт, тонко затренькала рация.
– Это вас, шеф, – испугано глотая кислую слюну, взволновано выдавил из себя молоденький сержант, сидевший за мониторами. У него было трое детей, красавица-жена и пожилые родители в Кентукки. – Мэр, – страшным шепотом безрадостно добавил он, вспомнив, что в Кентукки уже два месяца нет дождей.
– Коллимор у аппарата, – сказал Коллимор в аппарат.
– Что там у вас, Гуннимет? Вы мне это кончайте. Завтра начинается предвыборная кампания. Вы понимаете намек? Вы вообще понимаете намеки?
– Да, сэр, только…
Никаких «только», Феннитян! Я не хочу, чтобы пресса раздула из этого вселенский потоп! Вы этого хотите?
– Конечно, нет, сэр, но…
– Никаких «но», Жулличек! Даю вам 24 часа в сутки на то, чтобы искоренить зло и восстановить доброе имя нашего славного города. – Мэр яростно отключился.
– Шит! – витиевато и пространно выругался Коллимор. – И все-таки моя фамилия Коллимор.
– Как, сэр? – с заискивающей улыбкой переспросил молоденький сержант, пришедший в полицию по зову сердца, а потому во всем искавший романтики, в том числе и в фамилиях.
– Не твой собачий бизнес, сопля зеленая! Послужи с мое, поймай столько же ублюдков, которые так и норвят пальнуть тебе в харю, невзирая на законы, тогда и спрашивай, ю факин мазафака шит! – сказал как обрезал Коллимор. Потом подумал и для полноты картины добавил: – Фак!
Внезапно дверь дома распахнулась и миссис Бромстон выплеснула ведро воды. Снайперы открыли шквальный прицельный огонь, но миссис Бромстон успела благополучно ретироваться, ехидно показав язык. По чистой случайности никто не пострадал, хотя пули ложились весьма и весьма кучно, а вода в ведре была с хлоркой.
– Вау! Выф! Жэх! – наперебой изумлялись полицейские, многозначительно переглядываясь.
– Да тут, никак, виртуальный полтергейст замешан, – обреченно всхлипнул Вонниган. Услышав такое, все испуганно притихли. Некоторые заснули. Молоденький сержант, вспомнив оставленную без присмотра красавицу-жену, забился в истерике. Ситуация вышла из-под контроля.
*
Харя в своем электронном закутке общупывал и обхлопывал тело в поисках несбритых волосков. Не обнаружив таковых, он удовлетворенно хмыкнул, зарделся от гордости и, бормоча «знай наших», потянулся к компьютеру.
*
– Заходим, – дал команду Коллимор. Истошно завыли сирены, серые тени, как тараканы, брызнули по направлению к дому. Удар оказался настолько неожиданным, что миссис Бромстон не успела домыть полы.
Через пять минут все было кончено. Спецназовцы, опираясь на раскаленные стволы, смолили цигарки и горячечно обсуждали подробности операции, следственная бригада паковала в целлофановые мешочки кровоточащие кусочки мяса, а Коллимор, широко расставив ступни и не очень широко колени, стоял перед надежно привязанной к стулу миссис Бромстон, опутанной электрическими проводами.
– Что заставило вас позвонить нам? Кто дал вам наш номер? Почему у вас такой беспорядок? Почему у вас такой растерянный вид? Как вы поняли, что этот человек убит? Как вы установили, что он мертв? И вообще, откуда вы знаете, что это он, а не она? – сыпал заковыристыми вопросами Коллимор.
Смятая, раздавленная, пристыженная миссис Бромстон указала глазами на один из мешочков, в котором покоился человеческий орган, явно мужской.
В это время вновь запиликала рация.
– Узнаешь, Коллимор?
– Как не узнать, у меня у самого такой же, – буркнул Коллимор, для пущей уверенности потрогав все же себя в области паха.
– О чем ты, жопоголовый? Я спрашиваю, узнаешь ли ты меня. Это я, Харя. Слушай меня внимательно, а то мне придется повторять, а я этого ой как не умею. – Тут Харя закашлялся и стал яростно бить себя по спине бейсбольной битой.
– Срочно вызовите «скорую», человеку плохо, – обеспокоился Коллимор. – Что с вами, что с вами? Где вы находитесь, где вы находитесь? – прокричал он в трубку.
На другом конце эфира поперхнувшийся горячей сосиской и задыхающийся от ее жара Харя соскальзывал с кресла. Благо ни один волосок не мог задержать это падение. Из последних сил он дотянулся до факса и отправил на имя миссис Бромстон краткую петицию: «73 биллиона долларов в швейцарский банк, или я нажимаю кнопку».
*
– Придется пойти на его условия, – покачал головой Президент, когда его ввели в курс дела, – а то шут его знает, что у него за кнопка.
– Но мы не знаем, на чье имя переводить деньги, – виновато усмехнулся помошник. – Если мы отправим их на кличку «Харя», мировое сообщество нас не поймет.
– Это ничего, – приободрился Президент, – отправьте на мое, и хрен с ним, с мировым сообществом.
*
Двадцать три минуты и шестнадцать секунд спустя все спецслужбы США по всей стране выстроились в шеренги и внимали своему Президенту. Тот с надуманным видом вещал с телеэкранов.
– Орлы мои! – образно начал он, и все до распоследнего агента выпучили глаза. – Смертельная угроза нависла буквально над всем миром, буквально! Но мы-то не позволим!
Президент сжал кулак, прогнал одинокий желвак, сглотнул.
– Вперед, орлы мои! Вы – оплот!
Проникшиеся значимостью момента агенты нахмурились, выпятили челюсти, дружно взяли по пулемету в каждую руку и разбрелись по свету бороться со злом, лишь слегка сокрушаясь, что Президент не пояснил, с каким именно.
*
В морге Коллимор и Вонниган вместе с патологоанатомом составляли мозаику из найденных частей тела.
– Да нет, мать вашу так-то, – горячился Коллимор, – этот палец надо вот сюда. Вот так!
– Отсюда пальцы не растут, – уныло пробурчал патологоанатом, ковыряясь в зубах и рассматривая выковырянные кусочки гамбургера на свет.
– Ну и что, зато красиво, – поддержал напарника Вонниган. – К тому же, дело необычное, на кону большие деньги. А за большие деньги пальцы вырастут хоть откуда.
– Сколько? – лениво поинтересовался патологоанатом, плавно вытягивая изо рта непрожеванную жилу.
– Куча факиных биллионов, факин шит! – рубанул Коллимор.
– Вай! – присвистнул патологоанатом. Он хотел сказать «вау», как это принято у тех, кто не знает нормального русского слова «ого», но куски пищи прямо-таки вываливались наружу, искажая звуки. – Это меняет тело, так сказать. Ну-ка, пустите.
Втроем они быстро закончили разгадывать этот ребус и замерли пораженные.
– Факин шит, – прошептал Вонниган. – Да ведь это негр, если не сказать афроамериканец.
– Ты посмотри на размеры, – с ужасом выдавил из себя Коллимор. Труп был около трех метров в длинную сторону, с четырьмя головами, огромным количеством конечностей, а формой напоминал звезду Давида.
– Я должен сообщить куда следует, – пробормотал, пятясь к выходу, патологоанатом.
– Стоять, Тарзан, – вдруг схватился за пистолет Коллимор. – Никто никуда не идет, батю вашего!
Коллимор не знал, зачем и почему он это крикнул, но ему показалось, что момент был подходящий. Опешивший Вонниган никогда еще не видел своего напарника таким, а тем более не слышал такого страшного ругательства. Значит, происходило нечто важное.
– Послушай, Гарри… – начал он.
– Захлопни факину варежку! – направил на него пистолет Коллимор. – Оружие на пол! Только медленно! Ну, быстро!
«Подосланный, – мелькнуло в мозгу у Воннигана. – Как добрый самаритянин, я должен сделать что-нибудь доброе. Например, застучать его. С другой стороны…» Он не успел додумать, что с другой стороны, потому что все двери морга одновременно сорвались с петель от одновременных ударов ног дюжих молодцов, одновременно кричавших «факин ура!» и одновременно врывавшихся в помещение с разных сторон. К сожалению, как всегда, размах операции не соответствовал тесноте, в которой она проводилась; задние ряды спецназовцев напирали, передние скользили на физиологическом растворе и падали, образовалась давка. Кто-то кричал «мой мозоль!», кто-то звал на помощь маму, раздавались отдельные несанкционированные выстрелы, лежавшие внизу стонали, а народ все прибывал. Вонниган лихорадочно соображал, к кому бы ему обратиться со своей проблемой. Он протискивался сквозь толпу, дергая то одного, то другого за рукав и просительно заглядывая в глаза: «Сэр, а сэр?» Все, кто мог отмахнуться, отмахивались, остальные по старой солдатской привычки, просто били его коленом в пах. Вонниган корчился, стонал, но двигался дальше. Изрядно намучавшись, Вонниган в сердцах сплюнул, но по несчастью попал как раз в руководителя операции. «Что?!! – взревел тот. – Меня, старого солдата?! Взять этого сукиного кота!» Радостно загалдев оттого, что появилось настоящее дело, спецназовцы подхватили Воннигана под белы рученьки и, возбужденные успехом, гурьбой потянулись к выходу. Скоро зал опустел. Кряхтя и почесывая бока, поднялся Коллимор. Патологоанатом, прятавшийся под разделочным столом, предпочел представиться раздавленным и страшно выкатил глаза и язык, язык особенно страшно. Тупо оглядевшись вокруг, Коллимор пробормотал «о чем, бишь, я?» и, прихрамывая, побрел прочь. Ночь поглотила его.
*
Не сладко пришлось Воннигану в ЦРУшных застенках: без малого две недели пришлось обходиться ему без гамбургеров, пока он понял, чего от него хотят. Будучи тупым по стране рождения, воспитанию и образу жизни, он никак не мог ответить на тупые же вопросы своих тюремщиков, недалеко от него ушедших. Беседы протекали примерно так:
– Имя!
– Любое?
– На букву «ж».
– Жеральдина.
– Почему женское?
– На этот вопрос я не буду отвечать без адвоката.
– Вон адвокат.
– Где адвокат?
– Да вон там, за стеклом адвокат.
– Не дурите, это же зеркало, я вижу себя.
– Это для тебя, сучий ты потрох, зеркало, а для адвоката стекло. Она нас видит.
– И меня видит?
– Как никого другого.
– Тогда я требую расческу и свежий галстук.
– Ты уверен? Может лучше носки свежие? Скажи нам все, что надо, и ты получишь все, что хочешь.
– А что вам надо?
– Информацию.
– И жвачку получу?
– И жвачку.
– Вы уверены? И билет на финал получу?
– Бейсбол, хоккей, баскетбол?
– Бейсбол!
ЦРУшники озадачено переглянулись, отошли в темный угол, долго препирались, мелко потрясывая друг друга за лацканы, с кем-то связывались бледнея, еще связывались краснея и наконец, совершенно изнеможденные, уступили.
Так, капля по капле, слово по слову, вытягивали они признания из Воннигана. Всплыло слово «харя». Вспомнив, что это слово употреблял его напарник в разговоре с молоденьким сержантом, Вонниган тут же радостно и с облегчением вложил его, за что и был отпущен, а по выходу из ворот и застрелен, просто из любви к чистой работе.
*
Теперь внимание спецслужб переключилось на Коллимора. Разговор его с сержантом был восстановлен до мельчайших деталей, было даже установлено, что на слове «шит» Коллимор дал петуха. Основываясь на этом факте, а также использовав последние достижения нечеловеческой мысли, аналитики сделали вывод, что Коллимор около двенадцати лет работает на Китай, а с Харей они как минимум молочные братья.
– Все ясно… – почесывал крестец шеф разведки. – Все ясно… – На лицах его починенных тоже читалась полная ясность, ни облачка, ни тени мысли. – Все ясно! – подытожил свои раздумья шеф. – Он араб, родом из России, продавал нам фальшивые танки, а мы по недосмотру покупали их как настоящие. А на Китай работал, потому что глаза узкие. Угроза национальной безопасности. Ликвидировать. Харю не трогать. Он может подать в суд, а вы знаете наших адвокатов. Шумиха нам не нужна.
*
Предупреждение насчет Хари было излишним, его и так никто не захотел бы трогать: за то время, что длилось расследование, он успел благополучно – если только это слово уместно – разложиться. Велико же было бы его удивление, если бы он, ярый поборник эпилированных поверхностей, обнаружил на полуоблезшем своем черепе фрагменты довольно пышной бороды. Вот они, метаморфозы пагубных пристрастий и естественных последствий.
ЭПИЛОГ
Коллимора нашли в сточной канаве и из гуманности там и оставили. Вонниган оказался бессмертен, он работает то в одной, то в другой фирме, откуда, вложив пару-тройку сослуживцев, увольняется. Миссис Бромстон по-прежнему моет полы хлоркой и позванивает в полицию, когда видит что-нибудь подозрительное. Президенту еще не скоро выдвигаться на следующий срок, поэтому он не торопится отзывать из Швейцарии все эти доллары. Спецслужбы бдят, что называется, в тесноте, да не в обиде. В Кентукки идут дожди с редкими торнадо. Словом, Америка цветет, попахивает и от недостатка отрицательных эмоций снимает кровавые фильмы и бомбит различные страны, выбирая те, что подальше, чтобы не пахло гарью.
А вот дело Хари осталось недопонятым, и его готовятся снимать в «Секретных материалах». Будет нам чем поразвлечься.