А интересно, наверное, быть лифтом.
Вот ты висишь, весь погруженный в себя и шахту, думаешь о чем-нибудь там, о неопределенности какой-нибудь, о какой-нибудь недосягаемости, о стрекозах, например. Вдруг – кынь! зовут, требуют. Хочешь, не хочешь, а поспешаешь, не особенно торопясь, конечно, солидность соблюдая. Ползешь, скажем, вверх. Кынь, кынь, стоп. Раскрываешься: добро пожаловать.
Входят, скажем, двое. Он и она. Он первый, как и положено. Но что это? Она еще только ногу над бездной проносит, а он уже на кнопку жмет! Делать нечего, закрываюсь – хлоп! Успела. И виду не подает, что обижена, смотрит куда-то наружу. А этот уставился прямо на меня, страшно так смотрит, того и гляди пнет. Нет, обошлось, подъезжаем уже. Добро отжаловать! Р-раз – выскочил и не оглядываясь вперед. А девушку-то что ж бросил? Или не нужна? А вдруг я ее себе оставлю? Нет, не оборачивается. А она вышла, остановилась у дверей и смотрит ему в спину. Эх, жаль закрываться надо, не досмотрю чем у них там продолжится. Послушать разве. Тишина. Здесь она что ли стоять останется? Давай, садись обратно, я тебя домой подниму, поплачешь хоть, а то все, видать, сдерживаешься. Цок, цок, цок – пошла все же. Ну что ж, ее жизнь, сама себе хозяйка, не то что я. Кынь! опять зовут. Поехали, посмотрим кто там. Что такое, всего лишь третий этаж? Да тут спуститься-то быстрее, чем меня дожидаться. Ну-ка, кто это ленивый такой? Кынь. А, понятно. Дедушка. Тогда конечно. Опустим в лучшем виде. Куда?! Не хочет опускаться, хочет на седьмой! А это не к нему ли я как-то бабушку с седьмого привозил? Та все платье одергивала, да волосы поправляла. И этот весь дергается, топчется. А детей да внуков-то ее я полчаса назад в сад отправил. Ну старички, ну баловнички! Кынь. Счастливо, дедуля, семь футов тебе под хвост!
Висим, молчим. Забавный народ – люди. Вот, к примеру, в сад едут: чем взрослее, тем смурее. Так зачем себе настроение портить? Ну и ездили бы пока дети еще, а потом бросали бы… Кынь! не дают повисеть подумать. Вверх-вниз, вверх-вниз, как солнце прям какое-то, ей-богу! Кынь, кынь. Ну, кто? Заходи. Никого. А-а, вон пятки мелькнули да цветы. Не дождался, пешком побежал. Не терпится. Понятное дело, его другая сила поднимает, посильней меня. Ну, других желающих нет? Тогда закрываюсь. Кынь – и тишина.
А вот интересно, как люди свои дела делают? Со мной все ясно: кнопку нажали, тросы натянулись, я поехал. А у людей где тросы, кто их тягает туда-сюда, вверх-вниз, кнопку кто нажимает? Это же только кажется, что сам все. Я тоже поначалу думал, что сам, пока что-то там не сломалось. Тогда только и разглядел. Что подвешен. А то все хорохорился! Люди, пока не сломаются, тоже, поди, думают, что сами, по своей воле… Кынь! Во, видал? Вот тебе и воля. Поехали.
Кынь. Добро пожа… Ух ты! Вот это женщина! Таких я поглощаю с величайшим удовольствием! А как я потом пахнуть буду! Прошу вас, заполните меня собой, соблаговолите пальчиком своим изящным привести меня в движение. Ах, как волнует ваше мягкое прикосновенье! Кынь! Вот вы и попались. Теперь плавненько-плавненько вниз. А не застрять ли мне, чтоб насладиться уединением с такою красотой? Как быстро сменится недоуменье сначала замешательством, затем волненьем? Ах, как вздыматься будет грудь! румянец вспыхнет на ланитах! как пальцы нервно будут пробегать по задубелой моей коже! Как вы затихните, ловя дыханье бездны! Затем сорветесь в стон и, может, даже в крик! Затем приникните ко мне дрожащим телом, боясь движением спугнуть очарованье, очарованье вечности… Чем не любовь? И как иначе заставить вас меня увидеть? Ведь я для вас ничто, пустая вещь, кусок пространства, и ваши мысли далеко… А так я мог бы хоть на миг стать зримым, пусть и ненавистным, но все же не ничем, хотя б какое-то подобье чувств глубоких… Но нет! Я – кынь! – вас отпускаю! Идите осчастливливать других, прощайте! Кынь!
Ф-у-у… Эк меня занесло-то! Во, что красота делает! Даже с лифтом. Ну и ну. Наваждение какое-то! Фу-у-у…
Надо отдохнуть, отойти от встряски такой. Отойти, конечно, не то слово… Отвисеться, что ли. Или, как молодежь говорит, оторваться. Но это им, видимо, можно отрываться, хотя и не понятно от чего, а мне оторваться - гибель. Причем, гибель-то не моя, а тех. Кто во мне висеть и от меня зависеть будет. Мне-то что? Соберут и дальше поехал. А зависимых не соберешь, нежные они.
Кынь! Открываемся. У, какой дядька хмурый! Что ж, заходите, мне выбирать не приходится. Хлоп! Дядя, а дядя, кнопку нажимать будем или так постоим? Заснул, что ли? Нет, глаза открытые и бормочет чего-то. Дядя, а дядя, ты если сам не определишься куда ехать, то тебя сейчас сверху кто-нибудь определит, и совсем не туда, куда тебе хочется.
– А может это и к лучшему.
Во! Неужто меня услышал?
– Может и не надо ничему сопротивляться? Пусть все идет как идет.
Э, э, дядя! Ну понятно, пусть все идет куда ему идется, но зачем же меня лбом-то бить! Если все так будут несопротивляться, что от меня останется?! Не надо мне вмятин от ваших разбитых лбов, я же не жизнь, а всего лишь лифт.
Кынь! А, встрепенулся? То-то. Я же говорил, кто-нибудь за тебя кнопочку нажмет. Людям двигаться надо, опускаться, подниматься. Не все же, как ты, шишки на лбу набивают, некоторые без всяких там «надо, не надо» ездят на работу, в магазин, в гараж, куда там еще? Живут люди, сопротивляются. А ты… Кынь! Зачем это ты «стоп» нажал? Ты все-таки сопротивляться? Ну и? Кынь! Обратно на первый? Не поедешь домой, что ли?
– И пусть, сука, только вякнет!
Кынь! Выскочил! Да отчаянный какой! Не иначе, решился на что-то. Что ж, посмотрим, может и правда чего получится. А только, скорее всего, рыло сейчас нарубит, вернется через пару часов с кривой ухмылкой, перегаром меня пропитает и - на крики жены, как на амбразуру, грудью бросится. А утром спускаться будет такой же хмурый, но тихий. Так что зря это все. Хмурь так не прогонишь.
Кынь! Точно, ждут же меня. Поехали. Нравятся мне вот эти вот мгновения, когда тебя ждут и ты приближаешься. Для них, может, радость и незаметная - ну приехал и приехал, что здесь такого - но мне очень всегда приятно не обмануть ожиданий.
Кынь! Девушки, заходите.
– Ты понимаешь, что бы я ни сделала - все не так! Я уже не могу!
– Успокойся. Дело не в том, что ты делаешь что-то неправильно, просто ты делаешь это не по-ее, а значит неправильно.
– Да делала я по-всякому, и по-ее и не по-ее - все равно не так!
– Просто это делаешь ты, а не она.
– Разведусь!
– С ней?
Кынь! Девушки, хватит, приехали! Освободите место ребятишкам, вон видите как у них глаза горят, пусть покатаются. Я хоть отдохну пока их лепет слушать буду, ваш-то лепет сильно загружает.
Кынь-кынь, кынь-кынь! Вот здорово! Теперь можно минут пятнадцать ни о чем не думать или о стрекозах мечтать. А там и стемнеет скоро. Рассую всех по этажам и до утра бездельем мучаться буду. Глупое время – ночь. Висишь никому не нужный, слушаешь как они в квартирах ворохаются, шуршат чего-то на одном месте, не едут никуда. Скучно.
А вообще, лифтом быть интересно. Всякого понасмотришься. Это ж вам только кажется, что внутри лифта вы наедине с собой остаетесь, на самом-то деле я ж за вами наблюдаю, чувствую вас. Поэтому еще у меня к вам напоследок обращения приготовлены: мужчины, с похмелья дышите носом! женщины, белье дома поправляйте! дети, не царапайтесь! А в остальном все нормально, покатаемся еще: вверх-вниз, вверх-вниз. До встречи.
© Геннадий Аминов